Различные социологические службы предсказывали победу Путина задолго до выборов. Но были прогнозы куда более ранние. В 1979 году журнал "Новый мир" опубликовал роман Руслана Киреева "Победитель", ставший тогда литературным событием. Его герою 28 лет (Путину в то время было 27), он, как и новый российский президент, кандидат экономических наук, занимается спортом, не пьет и не курит, ироничен, в том числе и по отношению к самому себе, подтянут, с бандитами предпочитает говорить с позиции силы... С автором романа писателем Русланом Киреевым мы беседуем сегодня.

- Руслан Тимофеевич, сходство вашего героя с новым российским президентом просто удивительное: возраст, характер, даже внешность - вплоть до "легкой, как молодой месяц, лысины". Но этим дело не ограничивается. Станислав Рябов (так, напомню читателю, зовут героя) образован, умен, "обязателен и пунктуален, как немец". К тому же свободно изъясняется по-немецки, как опять-таки и новоизбранный президент...

- Можно продолжить этот ряд. Герой, если помните, регулярно плавает в бассейне - то же самое делает Владимир Владимирович. Вот дословная цитата из книги "Разговоры с Путиным": "Стараюсь плавать каждый день". У обоих отменная память - это подчеркивается и в романе, и в той же книге о Путине, устами его супруги. Здесь же приведены слова одного из преподавателей Путина: "Четкий и аналитический ум". А вот характеристика Рябова: "Тонкий аналитический ум". Подчас совпадения даже курьезны. Действие романа, а стало быть, и решающий выбор героя происходит в марте - на март пали и выборы президента. Или еще деталь, почерпнутая из книги о Путине: в молодости он любил отдыхать на Черноморском побережье Кавказа. Туда же отправляется мой герой. Удивило ли меня такое обилие совпадений? Поначалу - да, но чем больше я размышлял, чем пристальней приглядывался к новому российскому лидеру, тем явственней понимал, что это - не случайность. Именно в этом поколении - поколении Владимира Путина, практически ровесника моего Рябова, должна была сформироваться подобная личность. И формирование это, активное формирование, началось уже тогда, в 70-е годы, что, собственно, я и пытался показать в романе.

- Окружающие - кто с симпатией, а кто с настороженностью - признают в вашем главном герое бесспорного лидера, способного сдвинуть дело с мертвой точки, предрекают блестящее будущее. Так в романе. Но вот и в жизни характер, социальный тип, изображенный вами, вдруг оказался востребован. Или не вдруг?

- Разумеется, не вдруг. Да, я отдавал себе отчет, что в недрах брежневской эпохи, в самых глубинах ее, исподволь зреет социальный тип, которому "принадлежит будущее", но когда это будущее наступит, понятно, не знал. И никто не знал. Не знали или не хотели верить. У меня сохранилась новомировская верстка, где в названии романа - знак вопроса. Так редакция пыталась обмануть цензуру и обезопасить себя от возможных "наездов" властей. Однако в последний момент, в самый последний, послали телеграмму в Киев ("Новый мир" печатался тогда в киевской типографии), чтобы вопрос убрали.

- Но тем не менее "наезды", насколько помню, были.

- Еще какие! Боялись прихода в литературу нового героя, нового социально-психологического типа. Но это - в литературу. Что же говорить о жизни? Вы помните, какой шум поднялся, когда Ельцин назвал имя "преемника"? Многие и сейчас не хотят смириться с этим.

- Ну, положим, шум поднялся не столько из-за фигуры преемника, сколько из-за попытки "царя Бориса" надавить на общественное мнение... Но вернемся на двадцать лет назад. Разве вы сами не побаивались тогда своего героя?

- Побаивался. Не без некоторой тревоги, признаюсь, гляжу и на нового президента. Хотя хорошо понимаю неизбежность и закономерность его прихода. Так же, как был закономерен приход Хрущева после Сталина, Брежнева после Хрущева, Горбачева после Брежнева и, наконец, Ельцина после Горбачева... Но там между знаковыми сменами лидеров была своего рода прослойка, амортизационный слой: то в лице Маленкова с компанией, то - Черненко, то освобождавший Хрущева пленум ЦК или позднее - ГКЧП. Сейчас же, впервые в новой истории, качественная смена лидера произошла сразу, без потери темпа, и заслуга в этом, как ни крути, прежде всего Ельцина.

- Ничего себе - без потери. Все только и говорят о том, как много упущено времени за это хаотическое ельцинское десятилетие...

- Я так не думаю. Время вообще нельзя ни подстегнуть, ни замедлить. Но можно угадать благоприятный момент для тех или иных решительных действий. Рябов из романа понимает это. Он, помните, отказывается занять пост руководителя, потому что сознает: час его еще не пробил. К тому же он не хочет покупать победу с помощью грязных, как сказали бы мы теперь, технологий...

- Это когда он отказывается предать своего учителя и старшего друга?

- Да. И Путин, между прочим, делает то же самое. Вот что говорит он о своих друзьях: "Они меня никогда не предавали, и я их тоже". Мы знаем, что это не просто слова. Вспомните его отношение к непопулярному в последнее время Собчаку...

- Вы упомянули о брежневской эпохе. Если роман "Победитель" рассматривать в контексте своего времени, то в образе молодого решительного героя можно увидеть своеобразную реакцию на "застой", всеобщую инерцию, тогдашнее засилие геронтократов и т.д. Сейчас реальность иная, а фигура "Победителя" выглядит весьма актуальной. Как бы вы прокомментировали это?

- Реальность другая, но она является продолжением того времени. Тогда ведь появился не только Рябов, но и некто Минаев, преуспевающий прохиндей, прообраз, если угодно, кое-кого из современных олигархов. Помните то место в романе, когда Минаев предлагает Рябову дружбу, суля ему за это квартиру, в которой тот остро нуждается, но Рябов брезгливо отстраняет его от себя: "Он преуспевает, но он барахтается в грязи и рано или поздно утонет в ней". Впрочем, он и с другими держит дистанцию. "Великая вещь - чувство дистанции", - убежден он. Бокс, которым он занимался, помог ему отточить это чувство, довести до совершенства. Вот и Путин, как явствует из все той же книги о нем, прежде чем заняться дзюдо, отдал дань боксу, и это было не просто спортивное мальчишеское увлечение. Рябов пошел в секцию бокса, чтобы уметь постоять за себя - тот же мотив был у Путина. Позвольте еще раз процитировать нашего президента: "Как только стало ясно, что одного драчливого характера не хватает, чтобы быть первым во дворе и в школе, я решил пойти в секцию бокса". И добавляет: "Тренер сыграл в моей жизни, наверное, решающую роль".

- Ваш Рябов тоже думает о своем тренере с уважением и признательностью. Благодаря ему он понял, что "открыть противнику расстановку сил - это уже наполовину проиграть бой". Путин тоже не особенно-то открывает, причем не только "расстановку сил", но и многое другое. Не отсюда ли в период предвыборной кампании и появилось определение "неизвестный Путин"? После выборов фигура президента не стала намного яснее. Или вы, зная своего героя, столь похожего на нынешнего руководителя страны, можете прогнозировать?..

- Не могу. Признаюсь вам, мой герой, когда писался роман, не раз удивлял меня, автора, неожиданными поступками. Такое случается в отношениях писателя с героем.

- Когда, например?

- Ну, например, когда он бросается с риском если не для жизни, то для здоровья в холодное мартовское море, чтобы спасти тонущего мальчика.

- А Путин бросается в огонь, чтобы спасти женщину?

- Да. И хотя в книге об этом упоминается вскользь, деталь, согласитесь, красноречивая. Как и еще одно брошенное мимоходом признание: "Я привык все планировать".

- Как и ваш Рябов?

- Именно. Но если человек "все планирует", то можно говорить о загадочности, закрытости, но нельзя говорить о непредсказуемости. И в этом, думаю, одно из главных отличительных качеств новой политической эпохи от предыдущей, непредсказуемость которой стала притчей во языцех.

- Предсказываются, однако, вещи не всегда благоприятные. Двадцать лет назад у автора, критиков, читателей герой вызывал двойственные чувства. "Этот суховатый, ироничный, точный работник есть тот тип, на который можно опереться", - писал Лев Аннинский. Однако он же говорил о "тревоге перед жестокостью" делового человека, перед его возможным бездушием. Насколько подобные опасения могли бы быть актуальны сегодня?

- Я ждал этого вопроса и, листая роман, который, признаюсь, изрядно подзабыл, наткнулся на крохотный эпизод, связанный с кавказской трагедией. Не чеченского народа - армянского, когда в 1915 году погибла почти половина нации. Я не провожу аналогии, эти события совершенно разные, но вот, знаете, реакция моего героя на слова о погибших безвинно людях... Она, реакция эта, настолько спокойна, настолько бесстрастна, настолько лишена всякой эмоциональной окраски, что уже одно это могло дать основание проницательному Льву Аннинскому заподозрить моего героя в "возможном бездушии". О проницательности Льва Александровича говорит, кстати, и вскользь брошенная им фраза о "цепкости взгляда" Рябова - профессиональном, как известно, качестве разведчика. Ни в коем случае не ставя под сомнение необходимость решительных действий в Чечне и вокруг нее, я ощущаю определенный дефицит сугубо человеческого отношения к трагедии, в том числе и со стороны Верховного главнокомандующего. Мне на это могут возразить, перефразируя известное выражение о музах и войне: "Когда говорят пушки - сердце молчит", но я с таким подходом категорически не согласен...

- Ваш герой называет себя - и не без основания - созидателем, противостоящим разрушителям. Сегодня эта антитеза звучит особенно злободневно. В этом смысле считаете ли вы приход Путина закономерным?

- Несомненно. Маятник дошел до высшей точки разрушения и неминуемо должен был качнуться в обратную сторону. Что, собственно, и произошло. Если угодно, тут дает о себе знать некая высшая справедливость. "В мире царствует справедливость, только не ждать ее надо, уповая на Бога, а смело шагать ей навстречу. Смело, но корректно". К сожалению, это цитата не из книги "Разговоры с Путиным", это слова из романа, но мне хочется верить, что наш президент мог бы подписаться под ними. Особенно под этими: смело, но корректно. "В мире царствует справедливость, - повторяет Рябов, как заклинание, и добавляет, мысленно обращаясь к своему наставнику, человеку, который добровольно передал ему бразды правления: "Разве судьба вашего преемника - не лучшее доказательство тому? Будьте спокойны за него - он не оступится и не упадет". Это, согласитесь, звучит как клятва.

- Настоящая клятва прозвучит седьмого мая, в день инаугурации. Но ведь далеко не все зависит от того, кто ее дает. Благополучие страны создает не только президент, но и все мы.

- А мы так несовершенны, да? Что ж, я отвечу словами, которые произносит шеф Рябова, уходя по возрасту и состоянию здоровья на покой и объясняя, почему именно ему доверяет дело своей жизни: "Вы работаете с тем, что есть... Не брюзжите, не парите в облаках, не ссылаетесь на объективные причины, не отсиживаетесь, как крот в норе, а работаете". Для меня в этом пассаже ключевой является фраза: "Работаете с тем, что есть". Это и впрямь филигранное искусство, и, кажется, наш президент им владеет, о чем при всей своей сдержанности и скромности говорит без обиняков: "Я - специалист по общению с людьми". Тут имеются в виду соратники, сподвижники, сотрудники. Теперь к этому ряду надо добавить еще одну категорию, самую многочисленную: сограждане. Те самые сограждане, которым обещана победа не только над террористами, но и над бедностью, коррупцией, социальной незащищенностью... Победа на выборах - дело, конечно, не шуточное, но пока что рядом со словом "победитель" я поставил бы тот самый знак вопроса, который двадцать с лишним лет назад сопровождал до самой типографии мой роман. Как показала жизнь, снять его никогда не поздно. Была бы уверенность...

Неверов Александр.

Вернуться